- Да пошёл ты! Я ещё от прошлого раза не отошёл! Никогда!
- Тсс, - я поднял вверх указательный палец и присел рядом с Виленой, положив ладонь недалеко от её пальцев, - ты же знаешь: никогда не говори никогда.
И выпустил один коготь. Девушка смотрела лишь на любимого, поэтому ничего не заметила. А он увидел и сделал шаг вперёд.
- Неа, - я выпустил второй коготь, и он почти коснулся тонкой гладкой кожи. Следующий непременно рассёк бы кисть девушки, - а я посижу здесь, послежу, чтобы Вилена не скучала, пока её покровитель добросовестно, добросовестно, повторяю, исполняет свой долг по защите сюзерена.
- Ты - ублюдок! - прошипел Илья, - мерзкая кровожадная тварь!
- Да, - согласился я, - но ты, всё равно, отправишься на арену.
Даже не предполагал, что получу столь мощный инструмент воздействия, когда позволил Илье спасти Вилену. Куда там Голосу! Парня просто корёжило от ярости, но он уже сдался: я видел это по его полыхающим глазам.
На площадь хлынула чёрная волна оборванцев. Многие размахивали палками, а у некоторых я заметил ножи и мечи - похоже разжились у патрульных. Незваные гости вовсю свистели и улюлюкали, но ступив на белоснежный песок всё же поутихли. Солдаты подались назад, выставив пики перед собой. Последние минуты затишья перед бурей. Сейчас кто-нибудь обязательно заорёт нечто провокационное и стадо бросится рвать и топтать.
- Пора, - сказал я и накрыл пальцы девушки своими, - удачи в охоте.
- Чтоб ты сдох!
Оборванцы несколько ошалели, когда увидели улыбающихся девушек, спрыгнувших на песок перед ними. Концентрированное очарование: ослепительно белые волосы, развеваемые ветром, стройные длинные ноги, узкая талия и большая красивая грудь - такое великолепие животные видели первый раз в жизни.
И последний.
Два ангела, продолжая улыбаться, касались руками ошеломлённых бунтовщиков и те падали без движения. Сначала - единицы, потом - десятки. Илья подоспел много позже и всё-таки, невзирая на мою настойчивую просьбу, филонил, когда-никогда выпивая одного - другого.
Как обычно, сначала никто не понял, в чём дело и лишь, когда счёт неподвижных тел подкрался к сотне, голодранцы принялись вопить и размахивать своим оружием. Напрасно. Никто уже и не пытался требовать королевской милости: все мечтали лишь о спасении. Люди, утратившие остатки разума, рвались наружу, а навстречу им валили новые гости, ещё не понимающие, какая участь их ожидает.
Галя и Наташа, окружённые багровой аурой, резали вопящую амебу толпы, рассекая на корчащиеся обрывки. А Илья то, гляди, во вкус вошёл: тоже носится по всему полю за визжащими животными! И зачем возмущался?
Я огляделся: большинство зрителей, безмолвствуя, наблюдали за бойней и лишь дамы тихо повизгивали, прикрываясь веерами. Король сидел, подавшись вперёд и приоткрыв рот, а потом издал жалобный стон и коротко сблевал на мантию, разрыдавшись. Лилия...О, моя красавица пожирала взглядом творящиеся безумие и упивалась им. Она стояла, крепко сжимая пальцами позолоченный поручень ограды королевского павильона и в её, широко открытых глазах, сияло возбуждение. Симон внимательно слушал своего шпиона и делал пометки в крошечном блокнотике. На арену он смотрел крайне редко и безо всякого интереса. Ольга с баронессой и вовсе погрузились в оживлённое обсуждение какой-то забавной темы и дружно смеялись.
Вилена неподвижно сидела, закрыв лицо руками и её худенькие плечи вздрагивали.
- Какой ужас! - пробормотала она, - там же живые люди! Илья, как он мог...Люди!
Я осторожно убрал её ладони от лица, одновременно посылая слабый импульс. Так, совсем чуть-чуть.
- Зачем ты заставил его? - прошептала девушка, - ты же хороший, я чувствую это. Такая красота не может скрывать зло. Илья...Ты...
Очень медленно и нежно я коснулся её губ своими. Вилена не сопротивлялась. Прекрасно. Ещё раз.
Прервав глубокий поцелуй, я ощутил чей то пристальный взгляд. Ольга, прищурившись, смотрела на меня и больше не улыбалась.
Ольга...
ОЛЬГА. СНЕГ
Когда мы проходим мимо окна, Оля останавливается и втягивает носом воздух. Потом оборачивается.
- Чувствуешь?
И действительно, некая омерзительная вонь перекрывает свежий морозный аромат. Чем-то напоминает зловоние, исходящее из местного подобия канализации, но гораздо насыщеннее и плотнее.
- Да. Очередная отрыжка здешнего мира.
- Я устала от всех этих отрыжек, - Ольга прижимается ко мне и мотает головой, - всё это - зловоние, грязь, насилие и смерть. Мы настолько пропитались смертью, что люди путают нас с ней. Посмотри, в кого мы превратились!
- Перестань, - я глажу её по гладкой щеке, - у тебя - обычная зимняя меланхолия. Придёт весна, тепло, солнце и...
- И ничего не изменится! Лишь уйдёт кто-то из тех, кого мы знали так долго. Вокруг слишком много новых лиц, и я устала их запоминать. Они летят, как песок сквозь пальцы.
Оля права. Я и сам не могу вспомнить, когда последний раз видел Миляту. И вдруг меня словно поражает молния: баронесса мертва, вот уже как три года. В ящике стола лежит её предсмертное письмо, которое я прочитал и тут же позабыл.
"Милый, - пишет она чётким каллиграфическим почерком, - ты уже третий месяц игнорируешь меня и мои послания. Я не сержусь, причина вполне очевидна. Она смотрит на меня из каждого распроклятого зеркала. К сожалению, ты так и не смог (или не захотел) обратить меня в одну из вас. Не знаю, решилась бы я, но теперь это не имеет ни малейшего значения. Я постарела, и ты забыл страшную морщинистую ведьму. Я не держу зла, но правда в том, что старая морщинистая ведьма, как и прежде, любит своего беловолосого ангела и не может жить без него. Жалею лишь об одном: я так и не смогла родить твоего ребёнка. Прошу тебя, сохрани хотя бы маленькое воспоминание о любящей тебя Миляте. С любовью, Милята, баронесса Шумейска".